Нoвый xудрук «Сoврeмeнникa» Виктoр Рыжaкoв, стoя вoзлe сцeны и oбрaщaясь к зритeлям, пoминaeт прaвильныe трaдиции тeaтрa – сoврeмeнныe тeксты, сoзвучныe врeмeни, чeй язычок – язык улицы и тaк дaлee. A тaкжe призывaeт к свoбoдe и тeрпимoсти. Знaeт o чeм гoвoрит – срaзу жe пoслe пeрвoгo пoкaзa пoявилoсь письмo oт вeтeрaнoв вoйны с прoтeстoм, a в дeнь прeмьeры и тoгo xужe: гдe-тo зa чaс дo нaчaлa к тeaтру принeсли вeнки с трaурными лeнтaми «Современник умер». Малограмотный хватало ещё, чтобы в зале что-то началось. Вот избежание новых эксцессов слово терпимость для руководства – ключевое и страховочное.
А совершенно напрасно волновался худрук – премьерный показ прошёл уравновешенно и опасной импровизации от зрителей не последовало. Почто вполне объяснимо: после полученного негатива от «Офицеров России» с текста Рината Ташимова быстро вымарали весь завитой, да и монолог героини Лии Ахеджаковой, показавшийся офицерам России неуважением к памяти павших, равным образом подсократили, отчего он выглядит менее экспрессивно и ажно проходно.
То, что после общественной корректировке и в сухом остатке показывает «Современник» держи своей основной сцене, оставляет впечатление средней ученической работы, которой пространство в лучшем случае на малой. В самом деле, в пьесе «Первый хлеб» нет переводу стандартный для современной драматургии набор – однополая параша (в данном случае гомосексуальная), неформальная лексика (в данном случае им, что жирным соусом, и совсем не по делу приправлен стенограмма большинства персонажей), карикатурная провинция ну и до кучи – жуткая земля, из которой надо валить. Куда? Хоть нате войну. Какую? Не важно.
Это вообще, а как надо сюжет выглядит так: бабушка Нурия залезла благодаря чего-то в колодец на заднем дворе (в воде сидит али как?), откуда кричит голосом артистки Лии Ахеджаковой: «Это моя операция протеста», что для актрисы с четкой политической позицией весь органично. Таким оригинальным способом Нурия хочет остановить внука Даню, каковой уезжает то ли воевать, то ли работать (непонятно что именно и куда), в то время, как бы родители Дани хотят женить его на казашке Зуле то есть (т. е.) Гуле (в данном случае не важно), одна изо которых ещё и залетела неизвестно от кого и откуда брат – вегетарианец и гей – полюбит Даню настоящей любовью и горазд внуком бабушки из колодца, после того как бы ее родной внук Даня не то завербовался контрактником в Сирию, далеко не то погиб в Чечне. Вот такой адский клубочек событий, нити которого то очевидны, то пропадают минус вести, и зрителям во второй части спектакля необходимо нервно решать – жив нервный мальчонка (все година чешет кисти рук) или дебильный брат его возлюбленного, какой-либо ни с того ни с сего возникает заочно, просто идиотски пошутил по телефону?
Туману в пьесе много, и в томище же монологе старушки Нурии на кладбище, которым остались си недовольны ветераны войны, до конца не да – хулит она павших за Родину, называя их говнюками («Раскатали вы тут. Навоевался там? Защитил наше спокойствие? А? Сволочь?) или любя, по-родственному так выражается? Единственная мотивированная и сверх вопросов тут роль рассказчика, отданная беспородной собаке вдоль кличке Мальчик. Молодой актёр Гоша Токаев существует безнаказанно, по философски снисходительно по отношению к миру людей и в корне корректно обращается за оценкой в зал к зрителям: «Ну ваша сестра же понимаете…».
Но к режиссёру Бениамину Коцу пока что больше претензий чем к автору. Обрывочно обозначенные Ринатом Ташимовым темы (а середь них есть две очень важные) постановщик отнюдь не вытянул, тем самым оставив их на уровне чистой формальности. В старину всего эта тема судьбы человека – бабушки Нурии, лишенной советской властью разрешение от бремени, отчего жизнь ее и следовательно других поколений сложилась трагично, во всех отношениях не так, как могла бы. А в результате андромеда Лии Ахеджаковой остаётся всего лишь пьющей старушкой до приколу – с вечной бутылочкой текилы или паленого коньяка и с частушками, которые возлюбленная распевает каждый день на городской набережной: «Сирия, Сирия, все пиписька синяя».
Ни объемом повествования, ни судьбой, ото которой можно было бы на самом деле обрыдаться, а прощай лишь целующейся однополой парой запомнится «Первый хлеб» ото «Современника». Но сегодня это уже не выдающийся прикол современного театра, к которому так стремится текущий театр на Чистых прудах. И было бы возьми спектакле совсем скучно, если бы не музыканты, получи и распишись сцене озвучившие действие (замечательная музыка Владимира Горлинского).
Своевременно, постановщики позиционируются как ученики серьезных мастеров – писатель пьесы – Коляды, а режиссёр – Рыжакова. Тут стоит детализовать, что ученики в данном случае понятие относительное: Ташимов проучился у Коляды чем) лишь год и недолго поработал у него в театре в качестве актёра. Коц у нынешнего худрука «Современника» заканчивал чуть магистратуру, в родной Польше ничего не ставил. Си что о полноценной учебе у мастеров вопрос не имеет смысл – возможно, результат был бы иной.
Ну и в конце концов о самом плохом: тенденция, когда не учредитель театров, а граждане и общественные организации начинает вмешиваться в художественные произведения, похоже, становится нормой. Об этом стоит только подумать руководителям театров, иначе венков, свиных голов у дверей храмов искусств безграмотный избежать.
