СПРAВКA "МК"
Эдит Пaулс рoдилaсь в 1939 гoду в Ригe в сeмьe Вoлдeмaрa Пaулсa, фaбричнoгo рaбoчeгo, и Aлмы-Мaтильды Пaулс, урoждeннoй Брoдeлe, дoмoxoзяйки. Вoлдeмaр Пaулс в свoбoднoe врeмя зaнимaлся музыкoй — игрaл нa бaрaбaнax, a Aлмa-Мaтильдa дo зaмужeствa рaбoтaлa швeeй. В рeзультaтe кaждый изо дeтeй пoлучил свoй дaр oт рoдитeлeй: стaрший брaт Эдит Рaймoнд стaл пoпулярным кoмпoзитoрoм, aвтoрoм музыки угоду кому) xитoв Aллы Пугaчeвoй, Лaймы Вaйкулe, Вaлeрия Лeoнтьeвa, a Эдит — xудoжникoм пo тeкстилю, звeздoй в свoeй oблaсти, лaурeaтoм мнoгoчислeнныx прeмий. Имeннo Эдит Пaулс (в зaмужeствe — Вигнeрe) кaрдинaльнo пoмeнялa прeдстaвлeния o вoзмoжнoстяx тeкстиля. Ee прoизвeдeния — этo мoнумeнтaльныe крупнoмaсштaбныe прoстрaнствeнныe oбъeкты oт 3 дo 10 мeтрoв, инoгдa висящиe в прoстрaнствe, инoгдa лeжaщиe нa пoлу. Этo тoтaльныe инстaлляции изо ткaни, гдe нити тo плoтнo пeрeплeтeны в слoжныe рeльeфы, тo свoбoднo пaрят в вoздуxe.
«Я всeгдa былa свoбoднa»
— Вaши гoбeлeны 1970-x гoдoв смoтрятся сoврeмeннee мнoгиx рaбoт мoлoдыx xудoжникoв нa Триeннaлe тeкстильнoгo искусствa и сoврeмeннoгo гoбeлeнa в «Цaрицынe». Чтo знaчилo в 1970-e нaчaть дeлaть тaкиe нeфoрмaтныe гoбeлeны?
— Мнe пoсчaстливилoсь: пoслe кoллeджa приклaднoгo искусствa (Эдит училaсь нa oтдeлeнии мoдeлирoвaния и кoнструирoвaния oдeжды в Ригe. — М.М.) я пoпaлa в дoм мoдeлeй. A тoгдa Рижский дoм мoдeлeй был oчeнь слaвный, извeстный нa вeсь Сoюз. Нo чтo-тo мнe нe нрaвилoсь. Я нe чувствoвaлa сeбя получи и распишись месте. А в этот момент профессор Рудольф Хеймратс открывает зоофакультет текстиля. Московский союз художников прекрасно знает Хеймратса, его превыше нет, жалко. Я пошла в академию заниматься гобеленом. И тогда в Риге открывается польская выставка — это 1960-е. Инуде меня поразил гобелен — даже не техникой, а большим размером. Я попросила папу содеять станок для больших работ — 3 получи 3 метра. И начала работать. Мне повезло — декоративное художество шло перед всем остальным. Мы были свободны со своими идеями. Нам ничегошеньки не запрещали. Было много событий — внушительный слет со всех республик и международный симпозиум, к примеру сказать. Все это дало импульс. Я так полюбила сеть! Союз художников ни разу у меня не спросил рисунок. Однажды, правда, мой Гагарин не понравился.
— Словно не так было с Гагариным?
— Не знаю. А Гагарин очень хорошо смотрелся на выставке — в свете прожекторов. Ток подсвечивает материалы, они начинают говорить. Это однозначный случай в моей карьере, чтобы что-то отнюдь не понравилось. Я всегда была свободна как птица.
— А чисто была принята работа с нагими Адамом и Евой, которая унич на текущей выставке в Москве, в атеистическом СССР?
— Также все нормально было. Это же о Вселенной. Общий у нас все темы хорошие были. Защита природы, создание…
— …Война. Нашла вашу работу «Сверху Страже», которая тоже есть в «Царицыне», в профильном журнале «Декоративное элли» за 1986 год. Та выставка в ЦДХ была первым экспериментом, в отдельных случаях гобелен показывали вместе со скульптурой — (языко тотальную инсталляцию на стыке жанров. Насколько в таком разе виделось это революционным?
— Мне как-в таком случае задали вопрос по поводу «На страже» — что же ты такую тему взяла. В истории большую значение играли латышские стрелки. О них я сделала свою работу, так она интересна еще и тем, что посередине я делала волны красного цвета. Я получила серебряную награда Грекова за нее. Многие художники, которые видели наши гобелены, удивлялись, т. е. мы делаем их такими большими. А мы могли, из-за этого что у нас были договоры. Жалко, что в наше минута художник должен писать в какой-то культурный запас, чтобы получить грант. В советское время ты приёмом получал какой-то процент гонорара, на какой-никакой мог купить материал и начинать работу. Когда акция кончено, ты получал остальные деньги. Не надобно(ть) было никого просить. А сейчас надо.
— Да, техническая грань в текстильном деле особенно сложна. Сколько времени у вы уходит на одну работу?
— Очень будь здоров. Поэтому я кончила работать с гобеленом. Это очень муто. Здоровье уже не то. И вот что животрепещуще: на советском и прибалтийском пространстве не было исполнителей, художники шабаш делали сами. Французская шпалера существует много столетий, инде были исполнители. Можно заказать, и по твоему эскизу соткут, в чем дело? надо. А мы всегда работали персонально. Я всю оживление делала одна свои работы. Жалко, что я малограмотный могу делать по две одинаковые работы — прикиньте: одна путешествует по выставкам, а вторая сохраняется чистой и хорошей. Без памяти удобно. Некоторые мои знакомые художники так делают. Красный товар требует человека. Во всех отношениях — через создания до показа. Перед открытием гобелены надлежит исправить, полюбить, погладить. Это не картина: разочек — и повесил. К сожалению, я не могу быть не долго думая в Москве. Мое искусство требует автора на месте показа. Вона моя работа «Века» должна «повышаться» из земли, как дерево, а она висит в воздухе, (как) будто будто дерево из земли выдрали. Но нав маленькие хорошо выставлены.
— Я передам кураторам, так не волнуйтесь, смотрится хорошо. Это успех. Латвийский шпалеры с 1970-х держит пальму первенства на постсоветском пространстве, подобно ((тому) как) раз с начала вашей карьеры. Правдива ли побасенка о том, что латвийских художников не пускали для всесоюзные конкурсы, чтобы они не забирали совершенно награды?
— Нет. Но вообще все следили вслед прибалтийским гобеленом — это правда.
— Ваша милость часто выставлялись в Москве?
— Да. Мне нравится бери ВДНХ, но моя персональная выставка была бесконечно хорошо выставлена на Крымском Валу в ЦДХ. После этого огромные выставочные залы, каждую работу можно изъявлять отдельно. Это важно для больших гобеленов.
«Я брата в жизнь не не слушаю, а он — меня»
— Ваш брат создаете очень большие гобелены. Как? Что чтобы этого нужно?
— Я могу делать только в таком случае, что в моих силах. Своими двумя руками. Я невыгодный консервативна. Слежу за тем, что творится в мире. И живу ото сердца. Если мне что-то нравится, коли так я думаю об этом ночью. Никогда не делаю эскизы: я бездельница. Ночью все придумаю, сажусь у станка и начинаю трудиться. В Париже художники, как когда-то Матисс и Пикассо, дают эскизы, и их исполняют прекрасный пол, а это такая адская работа. Мужчина не думает о мануфактура, а иногда очень трудно повторить эскиз. Но я до сих пор сама — от сердца. После гобелена я альфа и омега делать театральный текстиль о женщинах. Я очень радовалась, когда-никогда у меня была выставка в театральном вестибюле. Я не люблю белые стены, ми нравятся цветные. Жаль, что в «Царицыне» мои работы для белом.
— Зато новые работы на черном фоне смотрятся очень выигрышно. У вас винный кубок словно Грааль. Вы вкладывали в серию христианский предназначение?
— Мой дедушка был стеклодувом. Из-вслед за этой работы он потерял зрение, последние 10 полет жизни — во тьме. От него ми остались маленькие бокальчики 1920-х годов. В 1914-м некто поехал в Петроград служить — начиналась Первая соглашение война, и его призвали. Он провел там полдюжины лет. После войны он вернулся на стеклодувную фабрику и всю бытье там работал, пока не ослеп. Мне изрядно помнить его. И я соединила эту личную историю с моим любимым Омаром Хайямом. «Пейте вино и получишь вечную жизнь», — написала я бери обороте каждой картины его слова. Если приглядеться, то вы увидите, что самым сложным было изготовить фоны, а не бокалы. Я с ними много работала. А оформлены картины в очки, которые сделал мой сын. Я не хотела крыть их стеклом, они должны дышать.
— Другая серия — короны — делать за скольких появилась?
— Случайно. Однажды вечером я смотрела картина «Тюдоры». Анна Болейн там прекрасна, актеры молодцы, безвыездно так красиво. Ужасно люблю то время! У женщин такие красивые короны получи и распишись головах! Я решила сделать свои. Меня такому маленький человек не учил. Просто попробовала — получилось 85 стукко. В январе у моего брата был день рождения. Я подарила ему книгу с этими коронами получи 80-летие, пять лет назад. Вообще многие работы я посвятила своим необычным подругам и художникам, которые подействовали в меня. У каждой короны свое имя. Главное — в них ни духу драгоценностей. Там стеклярус, хоть и чехословацкий. Смотрится спасибо, но не сравнить с настоящими камнями. В юности я была в Москве в боярских палатах, и меня потрясли головные уборы, вышитые жемчугом. У них были дорогие материалы, а у меня только-тол такие… В советское время было еще сложнее. Приходилось самим мазать нитки.
— Как обычно отмечаете дни рождения? У вам с братом есть какие-то семейные традиции?
— Моего брат — трудоголик. Я его чаще по телевизору вижу, нежели живьем. На день рождения он давал семь концертов, Водан за другим. В его-то возрасте! Я ходила вроде зритель. Я говорю: это слишком много. И все так же он идет и работает.
— Его часто критиковали, а именно, за историю закрытия латвийского ТЮЗа. На вам как-то отражалась его политическая деятельность?
— Ой, сие… Дело было так. В театре было двуха поколения — молодые и старые актеры. Режиссер отдал однако роли молодым. Тогда старые пошли жаловаться. И братец послушал старых актеров, они же уважаемые. Мои папа ему говорил — не ходи в политику. Только его туда втянули. Мне это никогда далеко не нравилось, но что я могу поделать. Каждый ладно своей дорогой. Я его никогда не слушаю, а некто меня. У нас обоих сильные характеры. Мы с юных полет шли разной дорогой. Никто не знал, ась? я его сестра, я выступала под фамилией мужа Вигнере. О нем разные разности говорят, но народ его любит, как в Латвии, бесцельно и в России.
— А какая ваша любимая песня, написанная нате его музыку?
— У меня много, не могу найти. Все любят его песни 70-х годов, спирт чаще всего их играет.
— Вы делали какие-так работы по мотивам его музыки или о нем?
— А то как же. Я делала большую работу — 5 метров. Возлюбленная сейчас находится в Испании — в мадридском музее декоративного искусства, куда как поехали еще несколько моих больших гобеленов и венчик, посвященная Миро. Брат изображен в профиль у рояля. Симпатия, кстати, мне тоже посвятил одну песню. Я люблю его песни, особенно держи стихи Евтушенко.
— А «Миллион алых роз»?
— Действительно. Я видела на YouTube эту песню на корейском и китайском, представляете! Пугачева ее чудесно исполняет. Алла — чудо! Брат всегда жуть тепло ее вспоминает и говорит, что она одаренный человек. И на концерте в честь его 85-летия симпатия прекрасно пела.
«Естество сердита на человека»
— Вы сделали прививку?
— Перевелся и не хочу. Я против. У нас идут демонстрации вопреки прививок: каждый должен сам выбирать — являть или нет, а нас заставляют, и не спрашивают — какая у тебя болезненное состояние. Заставлять нехорошо. На днях мамы вышли визави принудительной вакцинации детей. Все эти вакцины придуманы торопясь, так быстро это не делается.
— А сиречь вы провели изоляцию? Для художника есть дистанция огромного размера по сравнению с «мирным» временем?
— Вышел, я всю жизнь так живу. Я сделала две работы следовать это время. У меня и сил уже не приближенно много… Но я не чувствую себя одинокой, благодаря тому что что с интересом живу и слежу за всеми событиями. Семя, которым надо на работу ходить, другое профессия, им тяжело. Мир очень изменился, и он ми не нравится, скажу откровенно. Эти вернисажи в намордниках — жуть! Маски в Венеции, а (в какие-то тряпки, которыми заставляют завязывать рты. Меня они пугают. Словно мы освободимся — не знаю. Осень придет, может, кончайте легче. Природа очень сердита на человека. Видите, чисто творится — вокруг пожары, тайфуны, наводнения. Вылущение через огонь и воду. Люди перестали читать стишонки. Делают татуировки, как дикари. Женщины надувают цедилка силиконом. Что-то потерялось. Лучше бы вернулись пушкинские век.
— Как на искусстве скажется этот трудный момент?
— Мы уже далеко зашли с инсталляциями — перешли какие-в таком случае границы. Я очень рада, что Россия сделала Выставка текстильного искусства и современного гобелена. К сожалению, в Швейцарии схожий фестиваль недавно закрылся. Но пока есть действие в Китае и Корее, это радует. Вообще, гобелен в поднебесье ценился до ХVII века, был очень дорогим искусством. А вслед за (тем его эпоха кончилась. Уверена, текстиль должен в который раз занять важное место.
— Высокое текстильное элли влияет на повседневную моду? Я знаю, что к на брата открытию вы шьете себе новое платье…
— Малограмотный знаю, что будет с модой после ковида. В таких условиях не мочь работать. Все разоряются. Вообще, текстиль — многогранное мастерство, можно думать без конца. Но эти порванные джинсики с фуфайками мне не нравятся. Женщины в красивых ватерпруф и шляпах пропали. Даже на концерты ходят в кроссовках. Ми ближе женственная утонченная мода. Свое последнее пара (фрачная я сделала из материала, на котором как (как) будто листочки. Когда идешь, они колышутся, как листья получи и распишись ветру. Но мой любимый материал — мокет. Когда я была маленькой, мама сшила мне платьишко — красное бархатное, с шапочкой. С тех пор я люблю нынешний цвет и материал. Поэтому Анна Болейн в красном дезабилье в «Тюдорах» меня так потрясла. Настоящий материал действует на меня сильно: как портвейн вино. Я могу налить красное вино в хороший чара и смотреть на него часами. Мне нравится, во вкусе ложатся тени.
— Что такое красота — собственной персоной для вас?
— Отец говорил: в женщине самое важное — бежим, зубы и волосы. Для этого есть технологии. А меня волнует другая очаровательный. Вечером все предметы начинают говорить со мной. Я люблю бросить взгляд, как освещен цветок, чай или кофе в вечерних лучах. Вишь это моя красота. Все спрашивают: как твоя милость можешь в такой темноте жить? (Эдит просыпается после этого 15.00. — М.М.). А мне нравится. Меня белые стены «выбрасывают», а темные «держат». Я люблю театральное трактовка. Голландский натюрморт. Ренессанс — на него имеется возможность смотреть бесконечно. Если у меня плохое настроение, я беру книгу с репродукциями эпохи Возрождения, и одновременно совсем другое ощущение мира. Приходит спокойствие.
— Возобновление — это новый взгляд на хорошо забытое прошедшее. Будет ли второй Ренессанс, который переосмыслит лицедейство прошлого по-новому?
— Будет, но безвыгодный скоро. Этому будут мешать технологии, роботы. Инда в текстиль пришло дигитальное: на станок переносим иллюстрация через компьютер. А ведь надо почувствовать кровь, которую человечек отдает своей работе! Технологии будут убивать людей. Хорошего понемножку тяжелый период, прежде чем мы дойдем раньше перемен. Но я оптимист. Верю, что традиция гобелена хорошего понемножку вечной.
