Кaк этo ни стрaннo, Нoрштeйн к тaкoму внимaнию нe привык. И никoгo нe oбдeлил внимaниeм, сo всeми пoгoвoрил, сфoтoгрaфирoвaлся. A зaвeршил вeчeр пoкaзoм свoeгo выдaющeгoся кинoпрoизвeдeния «Скaзкa скaзoк». Уникaльный случaй — пoкaз нa бoльшoм экрaнe, дa eщe с плeнки, кoгдa виднa любaя крупинкa, всe живeт и дышит, чeгo нeт и близкo в цифрoвoм вoспрoизвeдeнии.
A началось всегда с фляжки. Другой бы не посмел, но Норштейну лично черт не страшен, тем более начальство. Юрыч Борисович для бодрости пригубил. Фляжка — его партия поддержки, как он сам говорит. Никакого дресс-заключение. Простая рубашка, повседневная одежда. Но не на лысую ногу, как мы привыкли. Норштейн в любую погоду может ковылять босой.
Сколько раз мы уже слышали его удивительные истории безграмотный про себя любимого, нет. О себе всегда за минимуму. А в основном про родню. Мама была педагогом домашнего воспитания, батон — наладчиком деревообрабатывающих станков. Папу без книги наследник не видел. Он носил их в больших карманах. В 1952-м отца уволили с работы — далеко не согласился писать доносы. На старой фотографии — 86-раннелетний дед Норштейна: выкладывал печки, был медоваром. Его натруженными руками любуемся до сей поры вместе. Родился Юрий Норштейн в Пензенской губернии в эвакуации в годы войны, а вслед за тем семья вернулась в Москву.
Рассказы о Марьиной Роще, идеже он рос, — это совсем уж волшебные истории. «Территорию двора я считаю своим образованием. Клуатр помещался между двумя домами, но там было и старый и малый — близкие люди, кошки, собаки. Там все было живое. (человеческое жили разные, как минимум человек пять-цифра отсидели в тюрьмах по уголовным делам. Вечером ставили граммофон. Во дворе горел фонарь, и были танцы. И сие была поэзия Марьиной Рощи. Откуда «Сказка сказок»? Вот именно она из этой поэзии».
В первом ряду — до сей поры «однодворцы» из Марьиной Рощи: Нинка, Люся, к которой лазил в отверстие («Но не подумайте ничего плохого»)… Вспоминали кальсоны, принесенное с мороза. Подняли руки те, кто знает, который это такое. «Да здесь интеллигентный зал собрался! Экой гламур сравнится с хрустящим с мороза бельем?» — радовался Норштейн. Спирт вспоминал родительский буфет, звуки которого и теперь возвращают изумительный времена детства. Все это тот одушевленный общество, которым наполнены его картины, давно вошедшие в списки лучших творений всех времен и народов.
Часом Юрий Борисович говорит: «У меня все дата ощущение, что я занимался не тем, чем следует) что-то сделать был заниматься» и вспоминает пушкинскую строку «И факт, бог-изобретатель», всякий раз удивляешься. Он когда рак не лжет и не лукавит. Когда-то хотел ударяться живописью, ходил в художественную школу вместе с другом Эдуардом Назаровым, какой-никакой тоже станет классиком отечественной анимации. Но его поуже нет. На экране — графический портрет, сделанный рукой Назарова. Норштейн немного погодя сидит в валенках и кормит яблоком ворону. «Когда спирт пришел с рисунком, я упал от смеха, — вспоминает Норштейн. — Спросил: «Ты может статься постарше меня сделал?» А Эдик ответил: «Ничего. Далее будешь похож». Действительно похож. А в анимацию в самом деле попал вдруг и благодаря Роману Качанову — режиссеру фильмов о Чебурашке».
Рассказы относительно жену и верную соратницу Франческу Ярбусову, которая кайфовый время их совместной работы писала заявление об уходе, напоминают черт-те что фантастическое. Многие никогда Франческу не видели. Симпатия нигде не бывает. С ней лично знакомы лишь только представители старшего поколения мультипликаторов. Для молодых Франческа постоянно равно что миф. Она как Беатриче пользу кого Петрарки. А на рисунке во весь экран — дев`онька с толстыми косичками все из той же художественной школы. Они с Норштейном всю долголетие вместе.
Целая рать великих и давно ушедших мультипликаторов, имена которых известны данное) время только специалистам, возникает перед глазами благодаря рассказам Норштейна. Возлюбленный благодарный человек. Борис Дёжкин — гений, акробат и артист без правого глаза, выбитого взрывной волной получай войне. Его шедевр «Сорняки» многие увидели впервинку. А сам он забыт, как и Анатолий Петров — диковина художник, персонажи которого слагаются из отдельных состояний. Норштейн никак не боится называть вещи своими именами, открыто критикует некоторых руководителей анимационной круги, которым мультипликация не нужна. Он — последний с могикан. Честный и смелый. Кто за ним? Никак, что такого калибра творцов больше не короче.
