— Eвгeний Aнaтoльeвич, рaсскaжитe истoрию взaимooтнoшeний с Битoвым. Ваша сестра были близкими друзьями?
— Eсли мeня спрoсят, имeя в виду Aндрeя Гeoргиeвичa Битoвa: «Чтo у тeбя oбщeгo с ним?», тo я нe стaну пoминaть «Мeтрoпoль», гoды испытaний и пoтeрь, пьянки, встрeчи и рaзгoвoры в Мoсквe, Питeрe, Бeрлинe, Лoндoнe, Сoфии, Пeрeдeлкинe, Питeрe, oбщиe дeлa — кaк наша сестра, нaпримeр, с пoмoщью шкoльнoй линeйки дeлили с нeизвeстным мужикoм нa трoиx вo врeмя суxoгo гoрбaчeвскoгo зaкoнa бутылку 0,75 вoдки в мaгaзинe «Рыбa», чтo сущeствoвaл дo сoвсeм нoвыx врeмeн «дикoгo кaпитaлизмa» получи и распишись Красносельской, около трех вокзалов, где он, туземец ленинградец, жил столь долго, что у него получи и распишись подоконнике выросло дерево.
А отвечу, как скромный действующее лицо замечательной пьесы Людмилы Петрушевской «Чинзано», повествующей о выпивающих людях Империи Битова:
Общего у меня в таком случае, что я люблю его.
А уж любил ли спирт меня — не суть важно.
— Удивительно его место в русской неподцензурной словесности? Какую амплуа он сыграл?
— Точно такую же место, как официальная. Она позволила ей выжить и разгораться. Я имею право так рассуждать, так как в официальной литературе пробыл всего делов лишь 7 месяцев 13 дней, после чего был низвергнут в андеграунд. Идеже обнаружил, что и там литжизнь вершится ровно за тем же законам, что и наверху. Здесь в свой черед есть свои литературные генералы, графоманы, карьеристы и аж стукачи.
Битов был гуру андеграунда. Он официал, только его имя всегда связывали с запретным. То ли Петербург, удаленный от Кремля, был тому виною, в таком случае ли проросший в социалистическую действительность Серебряный век, же Битов всегда пользовался особым уважением читающих интеллектуалов.
— «Законный» альманах «Метрополь» можно себя представить без Битова?
— Участие Битова в «Метрополе» одинаково с Аксеновым, Ахмадулиной, Вознесенским, Высоцким повышало статус сиречь этого неподцензурного издания, так и самого Андрея Георгиевича, демонстративно отстранившегося тем самым через официальных писательских большевиков. Он был среди прочих РЕАЛЬНЫМ составителем и редактором «Метрополя». Как он привел в альманах Юза Алешковского, юного Петра Кожевникова, религиозного философа-неофита Виктора Тростникова, поэта Карабчиевского.
— В честь какого праздника тогда он называл себя «непрофессиональным писателем» — сие же не кокетство? Связана ли такая помысел с постмодернистским взглядом на автора/писателя?
— Спирт мог называть себя кем угодно, но спирт был суперпрофессионален. Об этом говорит не всего лишь поразительная отделанность его текстов, но и то, фигли он, в принципе написавший немного, выпустил за свою питание дикое количество книг, возвращаясь к старым текстам, сюжетам и си далее. А также умел строить писательскую карьеру, в нежели нет ничего дурного и о чем хорошо написал знавший его с детства компилятор Валерий Попов в книге «Горящий рукав». Битов дал ми рекомендацию в Союз писателей СССР. Он был умнейшим человеком, и сие исключение среди крупных русских писателей второй половины ХХ века. В таком случае есть я вовсе не хочу сказать, что Царь Аксенов, Виктор Астафьев, Фазиль Искандер, Василий Шукшин были глуповаты. Я о фолиант, что создание прозы поверялось у них данным им через Господа даром прозы. А у творца многих прозаических шедевров Битова — дешево и сердито ума и сопутствующей этому уму рефлексии.
Битов — великий человек, который успел к своим годам забацать все, что положено мужчине (дерево, дом, пасынок).
Именно он стоял у истоков Русского ПЕН-центра и первым забил тревогу, от случая к случаю после 2014 года правозащитную ПИСАТЕЛЬСКУЮ организацию пытались, напротив постулатам ее основателя Джона Голсуорси, превратить в митинговое политическое союз. Битов всегда писал и всегда знал, что не что иное он пишет.
Я, впрочем, на этом своем утверждении никак не настаиваю, потому что кто я такой, чтобы Битову определения вкладывать? Без меня таких определяльщиков в его биографии было целый ряд. Начиная с того «совецкого», который пустил в уклад жизни на заре его писательской юности малокачественную фразу «Из-за Битова двух небитовых дают», и заканчивая окололитературным радиошустряком, ныне, раскованно, проживающим в Америке, который среди прочего оскорбительного принародно сообщил однажды, что Битов деградировал, спился и ни хрена ни морковки не пишет.
Вранье! Усложненные лексической невнятицей последние его тексты зверс читать просто так, в них нужно мучительно отыскивать сверхценный смысл, и он там есть.
— Обрубок, дом, сын и культовый роман — уже заметный список достижений…
— Битов поставил памятник «Чижику-пыжику» в Санкт-Петербурге и «Зайцу» — в селе Михайловском. В шестнадцать полет получил значок «Альпинист СССР». Безвозбранно говорил по-английски. Являлся вице-президентом Международного ПЕН-клуба и почетным президентом Русского ПЕН-центра. Был кавалером всяких орденов и лауреатом множества премий. Битов — честной доктор Ереванского государственного университета и почетный гражданин города Еревана!
— И Вотан из «китов» постмодернизма!
— Кое-что касается постмодернизма «Пушкинского дома», в таком случае этот вопрос не ко мне, так что я — практик и вообще-то не уверен в существовании постмодернизма, соцреализма и прочих «измов». В целях меня тексты деляться на великолепно сделанные и сделанные плохо. А русские писатели делятся получи и распишись тех, для кого Россия — ЭТА держава, и тех, для кого страна — МОЯ. Единая) Русь была для Битова МОЯ страна.
Представить вторую половину XX века в руслите безо этого романа невозможно, равно как без «Архипелага ГУЛАГ», аксеновского «Ожога», «Сандро изо Чегема», «Характеров» Шукшина и книг Астафьева. Я, все же, как писатель и читатель предпочитаю раннюю прозу Битова, потому (что с юности и навсегда был очарован его рассказами «Разиня» и «Пенелопа», о чем ему не раз говорил, хотя ему это не нравилось. Возлюбленный же «из своего» предпочитал постоянно-таки «Пушкинский дом» и «Учителя симметрии».
