Чaсы
Я — мaльчик. Oчeнь прaвильный и гoрдый сим. Иду в мaгaзин пo пoручeнию мaмы. Вижу: нa пoрoгe мaгaзинa вaляются нaручныe чaсы.
Мeня пeрeпoлняют чeстнoсть, вoспитaннoсть, нeувeрeннoсть в сeбe. Я oрoбeл. Стaл спрaшивaть прoxoжиx: нe иx ли?
Изо мaгaзинa вывaлилaсь вeсeлaя кoмпaния мoлoдыx пaрнeй, oдин с ниx чaсики сxвaтил: «Спaсибo, выручил, чтo бы я бeз ниx дeлaл!»
С пoкупкaми выxoжу с мaгaзинa, вижу: пaрни нaбились в будку тeлeфoнa-aвтoмaтa и кoму-тo нa другoм кoнцe прoвoдa тoргуют чaсы.
Нe случилoсь ли тoгдa нeпoпрaвимoe: я упустил счaстьe, врeмя? Тo былa симвoличeскaя нaxoдкa.
Стaрый сожитель
Кoмпaниeй exaли нa дaчу. Мнe шeпнули:
— Имeй в виду, у Гaли стaрый спутник жизни. Нe ляпни нeвпoпaд.
Стaли зaлeзaть в мaшину, я услышaл, этoй самой Гале якобы:
— О Волчке позаботилась?
— А как же, — отозвалась она. — Накупила димедрола, буду его содержать, чтоб спал всю дорогу.
Проклятая моя жалостливость и плохая осведомленность в вопросах медицины!
— Не надо димедрола, — с оглядкой, сопереживая престарелому супругу, сказал я. — Он сам уснет. В пожилом возрасте без (оглядки засыпают, а препарат может плохо подействовать…
— Мой собачара Волчок молод, но не переносит поездок в машине, — студено сказала Галина. — Тем более дальних.
Подарок коммунистов
Нет слов время поездки по США для подготовки визита М.С.Горбачева (я рассказал об этой интереснейшей одиссее в статье «Тайная миссия», «МК» с 2 ноября 2017 года) члены нашей делегации побывали в Белом доме и Капитолии, ООН и особняках миллионеров, покатались получи яхте в Сан-Франциско и насладились «Смирновской» водкой в Джонсоновском центре в Милуоки. Среди калейдоскопа ярких встреч одна оставила неизгладимо щемящее ощущение.
Председатель КМО (Комитет молодежных организаций) Сергей Челноков обмолвился: требуется заглянуть в гости к рядовым членам американской компартии. Наш брат поехали с ним вдвоем.
Запущенный район, крохотная квартирка. А там роскошного поместья чернокожего толстосума (дорожки вокруг его на дому были усыпаны, будто песком, блестящими одноцентовыми монетами), идеже мне и сотруднику Института США и Канады Анатолию Уткину довелось объехать несколько дней, жилище коммунистов поразило чистенькой, аккуратной убогостью. Хозяева — старичок и старушка, убежденные сторонники и пропагандисты советского образа жизни, были польщены нашим вниманием, накрыли жратва, расспрашивали о начавшейся в СССР перестройке. В их суждениях сквозила такая неприметность, а в глазах светилась такая наивность, что впору было залиться слезами. Сие было само материализовавшееся заблуждение, воплощение доверчивости.
Да мы с тобой, разумеется, приехали не с пустыми руками. А вот семейной чете было нечем нас озолотить. Но не могли же они — гордые своей нищетой, солидарной с необеспеченностью пролетариев долее) (того земного шара — отпустить посланников коммунистического оплота минуя ответных презентов. Старичок снял с книжной полки изношенный том «Коммунистический Китай в мировой политике» (автор Гарольд Химтон, сочинение университета Джорджа Вашингтона 1966 года), а его подруга жизни вложила в этот фолиант две фотографии — свою и мужа.
В оный же вечер я пролистал объемистое исследование: ссылки получай англо-русскую конвенцию 1907 года, Ялтинскую конференцию, упоминания Ленина, Сталина, маршала Жукова…
Храню текущий научный труд и снимки. На них — скромно одетые семя уверенно и честно смотрят в камеру, сознавая правоту и чёткость своей политической и жизненной позиции, своих не тщетно потраченных сил и судеб.
Актриса
Она была подлинная судьба, прима, красавица, заслуженно стяжавшая громкую повсеместную славу.
Да мы с тобой совпали в курортном южном оазисе. Она назначила ми свидание. Сам бы я не отважился. Скажу в придачу, ее муж был известный спортсмен, мой чтилище, поэтому вы поймете мое смущение.
И сама выбрала луг встречи на морском берегу. При свете звезд. А мало-: неграмотный в каком-нибудь банальном баре.
Держаться с неименитыми сверстницами я умел. А туточки… Мне бы накинуть к тогдашнему возрасту пять-чирик годков… (Впрочем, хорошо, что пребывал в том неискушенном возрасте.) Отчего был скован, немногословен. Она болтала без умолку.
— Вам разнежены… У вас, наверно, было счастливое детство?
Я дипломатически хмыкал.
Сперва мы сидели на деревянных лежаках, попозже она принесла сухой тростник, мы его запалили. Симпатия пыталась меня расколдовать:
— Не ленитесь, принесите вязаночку. Данный быстро сгорит.
— Опасно добывать это топливо, — буркнул я. — В зарослях я видел одичавших кошек. А ребячество у меня было несчастливое.
Я направился к шевелившейся под легким ветерком стене высоких стеблей. Проходы в чащобе были ровно бы прорыты, а не прорублены, я ощутил себя бредущим по земляного окопа. Веяло сыростью и цвилью. Нагибаясь, я подбирал сухие членистоногие стрелы. Они напоминали бамбук — однако были непрочные. Я легко ломал их.
«Вот когда бы это был сахарный тростник!» — неуместно думал я.
Теплина плясал посреди черной мантии ночи, как подобный цветок, диковинная брошь, жаркая шевелящаяся медуза.
— У меня было несчастливое неполовозрелость, — сказал я. — А костры я любил. Однажды устроил костер на дому. И всех перепугал.
— Мое детство было очень счастливое. Костры обожала…
Симпатия пересела на мой лежак. Ее лицо, освещенное переменчивыми бликами, казалось уродливым, тени легли в глазницы, а самочки глаза во мраке сияли волшебно.
— Теперь, — сказала возлюбленная, — сделаем вот что. — И туфелькой, аккуратной, будто чистый как слеза башмачок Золушки, наподдала угли. Они рассыпались, раскатились согласно песку, тускло краснея жаром. — Не получилось… У меня ножища маленькая. Попробуйте вы. Только в ботинок не наберите.
Я наподдал вдоль кострищу.
— Словно город ночью, если смотреть с самолета, — сказала возлюбленная, зачарованно глядя на угли. — Заводы, фермы, на родине.
— Ферм в городе не бывает, — буркнул я.
— Все испортили… — симпатия не скрывала разочарования. — Не нужна подлинность. Ни для фермы, ни про детство… Никому это неинтересно.
Одним штрихом
Изобразить, запечатлеть человека — сложнейшего, многопланового, многогранного — одним штрихом… Допустимо ли?
В памяти всплывают краткие, емкие (порой беспощадные) экзерсисы Ивана Бунина, охарактеризовавшие Здоровая Катаева и Алексея Толстого. Или то, как Левуся Толстой пытается накрыть ладонью солнечный зайчик, Лопасня выпускает пойманную мышеловкой мышь в сад.
Пробую подступиться.
Рафаэль Клейнер
Эпохальный чтец, обладатель уникальной памяти Рафаэль Клейнер, в отдельных случаях во время его выступления в зале отключилось ток и зрители встревоженно зашумели, успокоил их:
— Мне планета не нужен. Я читаю наизусть. Оставайтесь на местах.
Храбрый Битов
Я познакомил сына-школьника с Андреем Георгиевичем. Желательно, чтобы ребенок соприкоснулся с безусловным гением (при книга, что мои собственные отношения с А.Г. оставались весьма непростыми.) Книги Битова сыну нравились. Хотя как произойдет встреча?
Легко и весело. Битов написал держи подаренной сыну книжке: «Петру Андреевичу — от Андрюши Битова — читай важно! 26 V 2016 Д Р А С Пушкина».
Асар Эппель
В Пицунде, в Доме творчества, порядочный компанией поехали в форелевое хозяйство. Долго ужинали. Ради стол расплатился я. Были деньги — вот и расплатился.
Следующим на ране в мой номер постучал Асар Эппель (он участвовал в загуле). Принес трудовые. Свою долю. Я был изумлен. Отказывался брать. Асар настоял.
Леся Зорин
Леонид Генрихович рассказывал, как опустился для колени перед актером, исполнителем роли в спектакле по части его пьесе, и попросил: «Умоляю, произносите то, аюшки? у меня написано, не надо отсебятины!»
Любовь
В писательские В домашних условиях творчества давали путевки не только труженикам пера — и происходила встреча интеллектуалов и людей рабочих специальностей. В Доме творчества «Пицунда» я познакомился с директором большого завода. Сей обаятельный и, бесспорно, незаурядный человек рассказывал: молодая домработница предприятия пришла к нему на прием и сказала:
— Люблю вы безумно, не могу без вас жить.
Симпатия ответил:
— Значит, поженимся.
И так и сделал. И был счастлив в семейной жизни.
