Сюжeт «Тoски», пoзaимствoвaнный с дрaмы Виктoрьeнa Сaрду, кoтoрый Пуччини и eгo либрeттисты Луиджи Илликa и Джузeппe Джaкoзa знaчитeльнo aдaптирoвaли к зaкoнaм oпeрнoгo жaнрa, унивeрсaлeн. Eгo нe нaдo aктуaлизирoвaть, пeрeнoсить в другиe врeмeнa, мeнять гeoгрaфию. Тaкoe, кaк в «Тoскe», прoисxoдилo, прoисxoдит и будeт прoисxoдить. Дaлeкиe oт пoлитичeскиx кoллизий прeдстaвитeли бoгeмы — успeшный xудoжник и пoпулярнaя пeвицa — стaнoвятся жeртвaми пoлитикoв и силoвикoв. Кaвaрaдoсси поддерживает оппозиционера Анджелотти мало-: неграмотный потому, что так уж рьяно разделяет его республиканские кредо, а просто потому, что он честный человек, кто не может отказать в помощи опальному политику. С Флорией Тоской и того уймись — здесь чистой воды «харрасмент» со стороны негодяя Скарпиа. И Анджелотти, и Скарпиа эгоистично «разводят» наивных интеллигентов, после что те расплачиваются своими жизнями. Все сие вполне адекватно представлено на сцене режиссером Стефано Пода, кой не стал озадачиваться приращением смыслов, так словно сосредоточился на приращении других элементов спектакля — визуальных. Все же, об этом ниже. Начнем с того, что в этой постановке, вопреки на ее избыточность, доходящей порой до пресловутой «вампуки», является главным.
Во вкусе ни экзотично для современного оперного театра, три здесь — музыка Пуччини. Его партитура, его драматургия, его флюиды и, самое главное, — музыкальное ВРЕМЯ, которое у этого композитора во всякое время царь, бог и герой одновременно. Маэстро Каллегари сверху самом деле рулит этим спектаклем. И никакие отвлекающие передвижение, обильно происходящие на сцене, настоящего меломана приставки не- смутят. Оркестр исполнил партитуру Пуччини с ее сложной агогикой, контрастами музыкального материала, внезапными сменами динамики, детальным сквозным интонационным развитием с должной энергетикой, точностью и пониманием музыкальных смыслов. В таком случае, что музыка здесь в приоритете, было со всей очевидностью предъявлено в финале первого акта. Держи поклоны вышел детский хор во главе с хормейстерами, с тем чтобы получить свою порцию аплодисментов несколько удивленной публики, которая ранее подзабыла, что в классической опере так вообще-ведь принято — выйти артистам после первого или второго акта и обретший заслуженную долю признания. Да, господа! Вы в опере! А далеко не в драме и не на капустнике. В конце знаменитой арии Каварадосси E lucevan le stelle по времени последней фразы тенора публика, конечно, зааплодировала. Виртуоз остановил оркестр на паузу и только после последнего хлопка закончил оркестровую партию.
И Арутюнян, и Джордано, хоть имеют богатый опыт исполнения ролей в операх Пуччини, показались маловыгодный совсем традиционными в трактовках своих партий. Тембру Массимо Джордано, верно, не хватало объемности. Хотя были отдельные эпизоды, егда голос звучал красиво и полновесно. В голосе Лианны Арутюнян бессчётно лирических красок. Это удивило, но в итоге сработало бери образ: в сочетании со страстным поведением актрисы в драматических эпизодах домогательств Скарпиа и его убийства лиричный тембр гармонизовал характер героини и предотвратил опасное оборачивание ее в безумную истеричку.
Лучшим в этом треугольнике оказался Габриэле Вивиани в партии Скарпиа. И его стопудовый баритон, и брутальный образ злодея с лысой головой — однако это было совершенно органично и прекрасно сочеталось с рвущей машина и душу музыкой Пуччини.
Нельзя не упомянуть маленького Богдана Нагая в партии Пастушка. Давненько не встречала на сцене мальчика с таким прекрасным голосом и чистейшей интонацией.
Неужели а на сцене творилось нечто сногсшибательное. Белоснежные скульптуры, гигантский колокол, светящаяся ротонда, крыло ангела с впившимися в него стрелами. Шикарные костюмы, расшитые золотом. Цветовая палитра — черное, белое, золото, немного красного. На «силах зла» — черные плащи с кровавым подбоем, которые в сцене расстрела сменяются условными шинелями — ведь ли комиссарскими, то ли белогвардейскими. На статистках, открывающих в безмолвном проход второй акт, — сумасшедшие кринолины: с фасада — дорогущая миланез, с тыла бело-серая плесень. Каварадосси затянут в черную кожу. Сонномушье — в черном летящем шелке. Конец первого акта — держи авансцене четыре пушки, развернутые дулом на зрителя, палят без околичностей в зал: вспышка, гул, легкий дымок из сопла…
Идеже режиссер держит в своих руках весь визуальный чин, включая костюмы и свет, остановить его некому. А что по бы. Спору нет, жанр оперы, тем больше в версии Пуччини, предполагает выпуклость, укрупненность, яркость. Же не до такой степени. В финале, когда Тоску расстреливают кадр(ы) в шинелях (режиссер не удержался и допустил отход ото оригинала, в котором героиня сама бросается с парапета в бездну), расстрельная пучок падает наземь, а с небес проливается светящийся елочный дождик, возникает сильное парестезия перебора. Впрочем, маэстро Каллегари и здесь переключает первый план на музыку: опера заканчивается мощнейшими аккордами в ми бемоль миноре (не имеется тональности мрачней!), и никакими дождиками этого неважный (=маловажный) перекрыть.
