— Aлeксeй, нaскoлькo прeдлoжeниe Дeпaртaмeнтa культуры стaть глaвным рeжиссeрoм тaкoгo тeaтрa, кaк «Лeнкoм», былo к тeбя нeoжидaнным? Или всe-тaки с тoбoй вeлись пeрeгoвoры?
— Этo былo нeoжидaннo мaксимaльнo, нaскoлькo этo вoзмoжнo. Я сидeл нa oзeрe с дeтьми в Зaвидoвe, в Твeрскoй oблaсти, мoчил нoги в вoдe, смoтрeл нa сoлнцe, рaдoвaлся жизни, и ничтo, кaк гoвoрится, нe прeдвeщaлo. Кaк беспричинно из вoды вoзниклo прeдлoжeниe.
— В видe русaлки с Дeпкультуры?
— Нe в видe русaлки, a в видe звoнкa, кoтoрый oкaзaлся пользу кого мeня судьбoнoсным.
— Взял пaузу, чтoбы пoдумaть, другими словами срaзу сoглaсился?
— Я взял пaузу нa… минуты пoлтoры и сoглaсился.
— Твоя милость мнoгo стaвишь в мoскoвскиx тeaтрax, где тебя четверка уже знают. Может быть, у тебя была лейтмотив войти в знакомый театр, а не в «Ленком», в котором твоя милость никогда не работал?
— Я об этом никогда без- задумывался, потому что театр — это люди и стены. А в «Ленкоме» — сие замечательные люди и хорошо стоящие стены, в которых впору делать что-то новое и интересное. Я недавно тогда прочитал интересную фразу артиста «Ленкома» Виктора Ракова для Марка Анатольевича. Когда его спросили: «А как будто, Марк Анатольевич, будет после вас?» — он ответил: «Будет какой-либо-то другой театр». Мне невероятно близка его эстетика, благодаря чего я все равно буду смотреть в эту сторону, а немного погодя буду идти своей дорогой.
— Насколько ты чудно знаешь «Ленком»?
— Мне кажется, я довольно неплохо знаю его спектакли: в свое минувшее пересмотрел здесь абсолютно всё, и мой любимый постановка, «Варвар и еретик», оказал на меня очень сильное движение. И, безусловно, конечно, «Юнона». Я неплохо знаю работы великого художника Захарова — Олега Ароновича Шейнциса, понимаю, ась? это за эстетика, и она мне близка.
— Тебе близка эстетика Сорт Захарова, но для него в спектаклях всегда главным были актуальная план дня, провокативность, а вокал и танцы — лишь инструмент. Твои мюзиклы далеки с какой бы то ни было политической повестки.
— Я считаю, что-то любой театр — это развлечение. Даже если сие 24-часовой Фабр (Ян Фабр — бельгийский коллажист и режиссер-провокатор, чьи спектакли могли продолжаться день. — М.Р.). Это все равно развлечение. Мне скорее близка взгляды на вещи Олега Павловича Табакова: «Веселеньким делом занимаемся». Я малограмотный силен в политических высказываниях. Важно, чтобы зрителю, каковой даже в самое тяжелое время приходит в театр, было по счастью. Я тут недавно прочел цитату у Стругацких, она ми понравилась: «Очень много хирургов и костоломов в последнее эпоха, а терапевтов мало». Вот я и хочу оказывать терапевтическую благоприятствование зрителям.
— Ты получил назначение в конце сезона. Можешь выдавить из себя, сколько у тебя в портфеле будущих постановок — две-три, а может составлять, ты меня удивишь и скажешь, что твой режиссерский сидор полный?
— На сегодняшний момент у меня есть три названия, только эти названия, как мы договорились с Марком Борисовичем Варшавером, я объявлю 2 сентября для сборе труппы. Поэтому пока буду держать интригу. Я беру зима на то, чтобы со всеми познакомиться, схватить, что происходит в театре, и где-то с февраля начну разминать эксцентрический материал — его мы представим в конце сезона, а следующая моя организация будет в сезон-2023/24. И та, и другая постановка имеют коэффициент, с одной стороны, к мюзиклу и музыкальным постановкам, а с другой — к русской классике. А музыкальный фильм это или музыкальный спектакль — принципиальной разницы на гумне — ни снопа. Привези мы сегодня на Бродвей или Запад-Энд «Юнону» и «Авось», это назвали бы мюзиклом.
— Маркуша Анатольевич ставил в сезон один спектакль и практически безлюдный (=малолюдный) приглашал других режиссеров. Ты оставишь такую практику?
— Во-первых, что мы обсуждали с Марком Варшавером, — это кого изо режиссеров будем приглашать на постановки. У меня (до поры) до времени остается одно название в сезон, я не хочу трещать. Но есть группа режиссеров, которых хотелось бы понимать в «Ленкоме». С большей частью из них я уже переговорил.
— Тебе сказали «да» не то — не то послали?
— Мне редко отказывают.
— Ты успел завести печки-лавочки с театром или дальше директорского кабинета не ходил?
— Я сделано сходил на сдачу спектакля «Последний поезд» и оказался в художественном совете, в котором принял участие. Я знаю кого-так из артистов, некоторые из них мои однокурсники, а который-то был соседом по комнате в общежитии, а глобальное знакомство произойдет 2 сентября.
— Вновь назначенные худруки заявляют в будущий сезон много названий — берут числом, а у тебя одна экстраваганца. Это твоя принципиальная позиция? Может быть, сие связано с тем, что у тебя много постановок возьми стороне?
— Во-первых, у меня есть обязательства, и сие не просто разговоры, а уже подписанные контракты, строящиеся декорации и этак далее. У меня порядка семи спектаклей, которые я следует) что-то сделать выпустить, и я это буду совмещать со своей опорный работой в «Ленкоме». Но я, как человек, который постоянно много работал, понимаю, что в данном случае респектабельно сосредоточиться не на количестве, а на качестве. Жребий-опер в России было написано немало, а в истории осталось двум — «Юнона» и «Авось» и «Орфей и Эвридика». А уж «Юнона» — особая жердь в истории драматического и музыкального театра. Так что маловыгодный будем сейчас закидывать количеством названий зрителя, а сие значит, что для новых названий придется удалять старые спектакли. По-моему, снимать спектакли Мастера патологически. Если говорить о трендах, то я подумываю о режиссерской лаборатории, а тут важно понять, на каком материале, с кем и в какие сроки ее изготовлять. Мне хочется, чтобы актеры пробовали говорить держи разных языках.
— Я думаю, ты отдаешь себе сообщение в том, что идешь в театр, где очень большой директор — как управленец, как хозяйственник, и сильная физия, привыкшая за три сезона работать самостоятельно, без участия худрука. Ты обсуждал с Варшавером ситуацию, которая может (по)явиться в связи с этим?
— Мы существуем в диалоге. И в диалоге, какой-нибудь есть на сегодняшний день по поводу материала, приглашаемых режиссеров, наш брат сходимся. Мы его выстраиваем, и, как мне по всей вероятности, у нас это неплохо получается. А для меня сие, безусловно, колоссальный опыт, потому что я понимаю, точно если уж учиться управлению, то Марк Борисович Вотан из немногих, у кого можно и нужно учиться.
— В договоре, какой-либо с тобой заключил директор, прописано твое право ссаживать спектакли, которые выпустили совсем недавно? Тот а «Последний поезд» Антона Яковлева.
— Там такой номенклатура обязанностей в договоре, написанном еще при советской центр. Что-то мы корректируем, с чем-то соглашаемся, а с нежели-то нет. Но я, конечно, имею отношение к репертуарной политике театра. Как например, мы это сразу проговорили с Антоном Яковлевым и с Марком Борисовичем. Наша сестра все согласились относительно замечаний, и сопротивления я не встретил ни у Антона, ни у Модель Борисовича. Ну а все остальные спектакли я буду вызариться только в новом сезоне.
